Одесса-мама

Попыхивая трубкой, капитан обратился к Мельникову:

— Что, помполит, делать с ним будем? По правде говоря, я не вижу в его действиях злого умысла. Я хорошо знаю его хозяина и уверен, что Костя Рабинович не диверсант. Просто деградировавший тип.

Мельников, который, несмотря на относительную молодость, работал с пожилым Вилковским в большом согласии, ответил:

— Я думаю, что сперва для дезинфекции надо бы его вымыть, потом накормить и напоить. Шутка, просидеть несколько суток в трюме на голодном пайке и без воды. У него вон уж штаны спадают. А в Гибралтаре сдадим его полиции. Пусть отправят домой.

— Хорошо, — кивнул капитан и велел нам с боцманом отвести Костю в баню, потом в столовую.

Рабинович заулыбался и стал поклонами благодарить начальство, видимо, решив, что до прихода в Одессу останется на судне, но вдруг, изменившись в лице, тревожно спросил, как с ним поступят. Вилковский повторил свое решение на английском. Костя заплакал, умоляя не сдавать его гибралтарской полиции, а довезти до Одессы. Он говорил, что немолод, скоро умрет и перед смертью хочет увидеть родной город. Встав на колени, он принялся размазывать слезы по грязному лицу и смотрел на нас с такой тоской, что мы отворачивались.

Вилковский с Мельниковым заколебались… Два дня они молчали, и все это время Рабинович жил под страхом высадки на берег, он жался по углам лесовоза, плохо ел, худо спал на койке судового уборщика, которого в одном из портов увезли с приступом аппендицита. Команда сочувственно относилась к судьбе Кости. Никто теперь его не задевал: вежливо кивая, ребята проходили мимо. А лесовоз с хорошей скоростью двигался к югу.

На третий день радист Митрофанов отстукал по указанию Вилковского запрос в пароходство. В нем сообщалось, что на судне обнаружен английский подданный, родившийся в России, который просит доставить его в Одессу. Вскоре пришел ответ, разрешавший удовлетворить просьбу пассажира. Зубов поспешил в жилые помещения команды, чтобы сказать, что старик поплывет в Одессу. Мы закричали «ура».

Самого Рабиновича на месте не оказалось. Койка уборщика пустовала, между тем ветер крепчал, волны вставали прямо перед бортом. Встревожившись, мы с боцманом отправились искать Костю. Обнаружили его под одним из спасательных вельботов. Рабинович растянулся на деревянном настиле шлюпочной палубы, кинув под голову свой мешок. Небритый, с позеленевшим лицом, он мучительно икал.

Мы присели рядом. Зубов похлопал Рабиновича по плечу.

— Эй, урка! Тут хоть и свежий воздух, но прямо за борт сыграть можно. Качнет посильнее — так и покатишься. Николаев, переведи ему.

Я, как удалось, перевел. Костя с усилием встал иа четвереньки и пополз в нашу сторону. Мы помогли ему подняться на ноги.

— Пошли, где понадежнее, — сказал Зубов. — Вон туда, к бочке с огурцами.

А то до Одессы не дотянешь. Николаев, переведи ему самое главное. Не помер бы на радостях…

Когда я сказал Косте, что он поедет до Одессы, в нем хватило сил лишь слабо улыбнуться, как это делает смертельно больной, услыхавший про исполнение своей последней воли. Затем он снова лег на палубу. Мы дали ему соленый огурец, накрыли обрывком брезента и оставили одного.

Между тем его физические страдания заканчивались. Приближался Гибралтарский пролив, где большим волнам не хватает простора.

Рабинович ожил, опять стал ходить за всеми, бить себя в грудь и напрашиваться на разговор. Мы так и прозвали его: Одесса-мама. Он выучил много русских слов, включая жаргонные, и забавно и грустно было слышать, как он старательно выговаривал: «корешок», «браток», «боцман», «на вахту», «скорей бы домой», «хорош борщ», «все на политинформацию». Капитан запретил ему бездельничать и велел определить Рабиновича в помощь коку.

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Omvesti.com
Добавить комментарий

;-) :| :x :twisted: :smile: :shock: :sad: :roll: :razz: :oops: :o :mrgreen: :lol: :idea: :grin: :evil: :cry: :cool: :arrow: :???: :?: :!: